Жирное Красное солнце в штанах :D



 
Начать новую тему   Ответить на тему    Форумы -> Литературный уголок
Автор Сообщение
ляпис


руслан михайлов

Зарегистрирован: 2008-03-30
Постов: 10081
Местоположение: самара

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 10:40    Заголовок сообщения: Жирное Красное солнце в штанах :D Ответить с цитатой

Владимир Маяковский. Облако в штанах







Тетраптих

(Вступление)

Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду - красивый,
двадцатидвухлетний.

Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!

Приходите учиться -
из гостиной батистовая,
чинная чиновница ангельской лиги.

И которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.

Хотите -
буду от мяса бешеный
- и, как небо, меняя тона -
хотите -
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а - облако в штанах!

Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.


1

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,
было в Одессе.

"Приду в четыре",- сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.

Вот и вечер
в ночную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце - холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.

И вот,
громадный,
горблюсь в окне,
плавлю лбом стекло окошечное.
Будет любовь или нет?
Какая -
большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любеночек.
Она шарахается автомобильных гудков.
Любит звоночки коночек.

Еще и еще,
уткнувшись дождю
лицом в его лицо рябое,
жду,
обрызганный громом городского прибоя.

Полночь, с ножом мечась,
догнала,
зарезала,-
вон его!

Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.

В стеклах дождинки серые
свылись,
гримасу громадили,
как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери.

Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот.
Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот,-
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

Нервы -
большие,
маленькие,
многие!-
скачут бешеные,
и уже

у нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится,-
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.

Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на зуб.

Вошла ты,
резкая, как "нате!",
муча перчатки замш,
сказала:
"Знаете -
я выхожу замуж".

Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите - спокоен как!
Как пульс
покойника.
Помните?
Вы говорили:
"Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть",-
а я одно видел:
вы - Джоконда,
которую надо украсть!
И украли.

Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!

Дразните?
"Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий".
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!

Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен,-
а самое страшное
видели -
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?

И чувствую -
"я"
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо.

Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,-
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.
Люди нюхают -
запахло жареным!
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
на сердце горящее лезут в ласках.
Я сам.
Глаза наслезненные бочками выкачу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули.
Не выскочишь из сердца!

На лице обгорающем
из трещины губ
обугленный поцелуишко броситься вырос.

Мама!
Петь не могу.
У церковки сердца занимается клирос!

Обгорелые фигурки слов и чисел
из черепа,
как дети из горящего здания.
Так страх
схватиться за небо
высил
горящие руки "Лузитании".

Трясущимся людям
в квартирное тихо
стоглазое зарево рвется с пристани.
Крик последний,-
ты хоть
о том, что горю, в столетия выстони!


2

Славьте меня!
Я великим не чета.
Я над всем, что сделано,
ставлю "nihil".

Никогда
ничего не хочу читать.
Книги?
Что книги!

Я раньше думал -
книги делаются так:
пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак -
пожалуйста!
А оказывается -
прежде чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
из любвей и соловьев какое-то варево,
улица корчится безъязыкая -
ей нечем кричать и разговаривать.

Городов вавилонские башни,
возгордясь, возносим снова,
а бог
города на пашни
рушит,
мешая слово.

Улица муку молча перла.
Крик торчком стоял из глотки.
Топорщились, застрявшие поперек горла,
пухлые taxi и костлявые пролетки
грудь испешеходили.

Чахотки площе.
Город дорогу мраком запер.

И когда -
все-таки!-
выхаркнула давку на площадь,
спихнув наступившую на горло паперть,
думалось:
в хорах архангелова хорала
бог, ограбленный, идет карать!

А улица присела и заорала:
"Идемте жрать!"

Гримируют городу Круппы и Круппики
грозящих бровей морщь,
а во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея -
"сволочь"
и еще какое-то,
кажется, "борщ".

Поэты,
размокшие в плаче и всхлипе,
бросились от улицы, ероша космы:
"Как двумя такими выпеть
и барышню,
и любовь,
и цветочек под росами?"
А за поэтами -
уличные тыщи:
студенты,
проститутки,
подрядчики.

Господа!
Остановитесь!
Вы не нищие,
вы не смеете просить подачки!

Нам, здоровенным,
с шаго саженьим,
надо не слушать, а рвать их -
их,
присосавшихся бесплатным приложением
к каждой двуспальной кровати!

Их ли смиренно просить:
"Помоги мне!"
Молить о гимне,
об оратории!
Мы сами творцы в горящем гимне -
шуме фабрики и лаборатории.

Что мне до Фауста,
феерией ракет
скользящего с Мефистофелем в небесном паркете!
Я знаю -
гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!

Я,
златоустейший,
чье каждое слово
душу новородит,
именинит тело,
говорю вам:
мельчайшая пылинка живого
ценнее всего, что я сделаю и сделал!

Слушайте!
Проповедует,
мечась и стеня,
сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!
Мы
с лицом, как заспанная простыня,
с губами, обвисшими, как люстра,
мы,
каторжане города-лепрозория,
где золото и грязь изъязвили проказу,-
мы чище венецианского лазорья,
морями и солнцами омытого сразу!

Плевать, что нет
у Гомеров и Овидиев
людей, как мы,
от копоти в оспе.
Я знаю -
солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи!

Жилы и мускулы - молитв верней.
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы -
каждый -
держим в своей пятерне
миров приводные ремни!

Это взвело на Голгофы аудиторий
Петрограда, Москвы, Одессы, Киева,
и не было ни одного,
который
не кричал бы:
"Распни,
распни его!"
Но мне -
люди,
и те, что обидели -
вы мне всего дороже и ближе.

Видели,
как собака бьющую руку лижет?!

Я,
обсмеянный у сегодняшнего племени,
как длинный
скабрезный анекдот,
вижу идущего через горы времени,
которого не видит никто.

Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.

А я у вас - его предтеча;
я - где боль, везде;
на каждой капле слезовой течи
распял себя на кресте.
Уже ничего простить нельзя.
Я выжег души, где нежность растили.
Это труднее, чем взять
тысячу тысяч Бастилий!

И когда,
приход его
мятежом оглашая,
выйдете к спасителю -
вам я
душу вытащу,
растопчу,
чтоб большая!-
и окровавленную дам, как знамя.


3

Ах, зачем это,
откуда это
в светлое весело
грязных кулачищ замах!

Пришла
и голову отчаянием занавесила
мысль о сумасшедших домах.

И -
как в гибель дредноута
от душащих спазм
бросаются в разинутый люк -
сквозь свой
до крика разодранный глаз
лез, обезумев, Бурлюк.
Почти окровавив исслезенные веки,
вылез,
встал,
пошел
и с нежностью, неожиданной в жирном человеке
взял и сказал:
"Хорошо!"
Хорошо, когда в желтую кофту
душа от осмотров укутана!
Хорошо,
когда брошенный в зубы эшафоту,
крикнуть:
"Пейте какао Ван-Гутена!"

И эту секунду,
бенгальскую,
громкую,
я ни на что б не выменял,
я ни на...

А из сигарного дыма
ликерною рюмкой
вытягивалось пропитое лицо Северянина.
Как вы смеете называться поэтом
и, серенький, чирикать, как перепел!
Сегодня
надо
кастетом
кроиться миру в черепе!

Вы,
обеспокоенные мыслью одной -
"изящно пляшу ли",-
смотрите, как развлекаюсь
я -
площадной
сутенер и карточный шулер.
От вас,
которые влюбленностью мокли,
от которых
в столетия слеза лилась,
уйду я,
солнце моноклем
вставлю в широко растопыренный глаз.

Невероятно себя нарядив,
пойду по земле,
чтоб нравился и жегся,
а впереди
на цепочке Наполеона поведу, как мопса.
Вся земля поляжет женщиной,
заерзает мясами, хотя отдаться;
вещи оживут -
губы вещины
засюсюкают:
"цаца, цаца, цаца!"

Вдруг
и тучи
и облачное прочее
подняло на небе невероятную качку,
как будто расходятся белые рабочие,
небу объявив озлобленную стачку.
Гром из-за тучи, зверея, вылез,
громадные ноздри задорно высморкая,
и небье лицо секунду кривилось
суровой гримасой железного Бисмарка.
И кто-то,
запутавшись в облачных путах,
вытянул руки к кафе -
и будто по-женски,
и нежный как будто,
и будто бы пушки лафет.

Вы думаете -
это солнце нежненько
треплет по щечке кафе?
Это опять расстрелять мятежников
грядет генерал Галифе!

Выньте, гулящие, руки из брюк -
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук -
пришел чтоб и бился лбом бы!
Идите, голодненькие,
потненькие,
покорненькие,
закисшие в блохастом грязненьке!
Идите!
Понедельники и вторники
окрасим кровью в праздники!
Пускай земле под ножами припомнится,
кого хотела опошлить!

Земле,
обжиревшей, как любовница,
которую вылюбил Ротшильд!
Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,
как у каждого порядочного праздника -
выше вздымайте, фонарные столбы,
окровавленные туши лабазников.

Изругивался,
вымаливался,
резал,
лез за кем-то
вгрызаться в бока.

На небе, красный, как марсельеза,
вздрагивал, околевая, закат.

Уже сумашествие.

Ничего не будет.

Ночь придет,
перекусит
и съест.
Видите -
небо опять иудит
пригоршнью обгрызанных предательством звезд?

Пришла.
Пирует Мамаем,
задом на город насев.
Эту ночь глазами не проломаем,
черную, как Азеф!

Ежусь, зашвырнувшись в трактирные углы,
вином обливаю душу и скатерть
и вижу:
в углу - глаза круглы,-
глазами в сердце въелась богоматерь.
Чего одаривать по шаблону намалеванному
сиянием трактирную ораву!
Видишь - опять
голгофнику оплеванному
предпочитают Варавву?
Может быть, нарочно я
в человечьем месиве
лицом никого не новей.
Я,
может быть,
самый красивый
из всех твоих сыновей.
Дай им,
заплесневшим в радости,
скорой смерти времени,
чтоб стали дети, должные подрасти,
мальчики - отцы,
девочки - забеременели.
И новым рожденным дай обрасти
пытливой сединой волхвов,
и придут они -
и будут детей крестить
именами моих стихов.

Я, воспевающий машину и Англию,
может быть, просто,
в самом обыкновенном Евангелии
тринадцатый апостол.
И когда мой голос
похабно ухает -
от часа к часу,
целые сутки,
может быть, Иисус Христос нюхает
моей души незабудки.


4

Мария! Мария! Мария!
Пусти, Мария!
Я не могу на улицах!
Не хочешь?
Ждешь,
как щеки провалятся ямкою
попробованный всеми,
пресный,
я приду
и беззубо прошамкаю,
что сегодня я
"удивительно честный".
Мария,
видишь -
я уже начал сутулиться.

В улицах
люди жир продырявят в четырехэтажных зобах,
высунут глазки,
потертые в сорокгодовой таске,-
перехихикиваться,
что у меня в зубах
- опять!-
черствая булка вчерашней ласки.
Дождь обрыдал тротуары,
лужами сжатый жулик,
мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп,
а на седых ресницах -
да!-
на ресницах морозных сосулек
слезы из глаз -
да!-
из опущенных глаз водосточных труб.
Всех пешеходов морда дождя обсосала,
а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет;
лопались люди,
проевшись насквозь,
и сочилось сквозь трещины сало,
мутной рекой с экипажей стекала
вместе с иссосанной булкой
жевотина старых котлет.

Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
побирается песней,
поет,
голодна и звонка,
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!

Мария!

Звереют улиц выгоны.
На шее ссадиной пальцы давки.

Открой!

Больно!

Видишь - натыканы
в глаза из дамских шляп булавки!

Пустила.

Детка!
Не бойся,
что у меня на шее воловьей
потноживотые женщины мокрой горою сидят,-
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.
Не бойся,
что снова,
в измены ненастье,
прильну я к тысячам хорошеньких лиц,-
"любящие Маяковского!"-
да ведь это ж династия
на сердце сумасшедшего восшедших цариц.
Мария, ближе!
В раздетом бесстыдстве,
в боящейся дрожи ли,
но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
я с сердцем ни разу до мая не дожили,
а в прожитой жизни
лишь сотый апрель есть.
Мария!

Поэт сонеты поет Тиане,
а я -
весь из мяса,
человек весь -
тело твое просто прошу,
как просят христиане -
"хлеб наш насущный
даждь нам днесь".

Мария - дай!

Мария!
Имя твое я боюсь забыть,
как поэт боится забыть
какое-то
в муках ночей рожденное слово,
величием равное богу.
Тело твое
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережет свою единственную ногу.
Мария -
не хочешь?
Не хочешь!

Ха!

Значит - опять
темно и понуро
сердце возьму,
слезами окапав,
нести,
как собака,
которая в конуру
несет
перееханную поездом лапу.
Кровью сердце дорогу радую,
липнет цветами у пыли кителя.
Тысячу раз опляшет Иродиадой
солнце землю -
голову Крестителя.
И когда мое количество лет
выпляшет до конца -
миллионом кровинок устелется след
к дому моего отца.

Вылезу
грязный (от ночевок в канавах),
стану бок о бок,
наклонюсь
и скажу ему на ухо:
- Послушайте, господин бог!
Как вам не скушно
в облачный кисель
ежедневно обмакивать раздобревшие глаза?
Давайте - знаете -
устроимте карусель
на дереве изучения добра и зла!
Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,
и вина такие расставим по столу,
чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
хмурому Петру Апостолу.
А в рае опять поселим Евочек:
прикажи,-
сегодня ночью ж
со всех бульваров красивейших девочек
я натащу тебе.
Хочешь?
Не хочешь?
Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь -
этот,
за тобою, крыластый,
знает, что такое любовь?
Я тоже ангел, я был им -
сахарным барашком выглядывал в глаз,
но больше не хочу дарить кобылам
из сервской муки изваянных ваз.
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова,-
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?!
Я думал - ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!

Пустите!

Меня не остановите.
Вру я,
в праве ли,
но я не могу быть спокойней.
Смотрите -
звезды опять обезглавили
и небо окровавили бойней!
Эй, вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!

Глухо.

Вселенная спит,
положив на лапу
с клещами звезд огромное ухо.

1914-1915
ag.gif ag.gif ag.gif
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
Nephren-Ka


Павел

Зарегистрирован: 2007-02-13
Постов: 4073
Местоположение: Владивосток

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 11:01    Заголовок сообщения: Re: Жирное Красное солнце в штанах :D Ответить с цитатой

ляпис писал(а):
...Гримируют городу Круппы и Круппики
грозящих бровей морщь,
а во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея -
"в рот мне ноги"
и еще какое-то,
кажется, "борщ"...
Оригинальная трактовка классика ag.gif ag.gif ag.gif
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
ляпис


руслан михайлов

Зарегистрирован: 2008-03-30
Постов: 10081
Местоположение: самара

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 11:04    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

I. КУЛАК

Кулака увидеть -
просто:
посмотри
любой агит.
Вон кулак:
ужасно толстый
и в гармошку сапоги.
Ходит -
важный, -
волосья -
припомажены.
Цепь лежит
тяжелым грузом
на жилетке
через пузо.
Первый пьяница
кулак.
Он гуляка из гуляк -
и целуется с попами,
рабселькорам на память.
Сам
отбился от руки,
все мастачат -
батраки.
Сам
прельщен оконным светом,
он,
елозя глазом резвым,
ночью
преда сельсовета
стережет
своим обрезом.
Кулака
чернят
не так ли
все плакаты,
все спектакли?
Не похож
на кулачество
этот портрет.
Перекрасил кулак
и вид
и масть.
Кулаков
таких
почти и нет,
изменилась
кулачья видимость.
Сегодня
кулак
и пашет
и сам
на тракторе
прет коптя,
он лыко
сам
дерет по лесам,
чтоб лезть
в исполком
в лаптях.
Какой он кулак?!
Помилуй бог!
Его ль
кулаком назовем, -
он первый
выплатил
свой налог,
и первый
купил заем.
А зерно -
запрятано
чисто и опрятно.
Спекульнуть получше
на голодный случай.
У него
никакого батрачества:
крестьянин
лучшего качества.
На семейном положеньице,
чтобы не было
зря
расходца,
каждый сын
весною женится,
а к зиме
опять расходится.
Пашут поле им
от семи до семи
батраков семнадцать
под видом семьи.
Иной
работник
еще незрел,
сидит
под портретом Рыкова,
а сам у себя
ковыряет в ноздре,
ленясь,
дремля
и покрякивая.
То ли дело -
кулак:
обхождение -
лак.
Все дворы
у него,
у чорта,
учтены
корыстным учетом.
Кто бедняк
и который богатый,
где овца,
где скот рогатый.
У него
на одной на сажени
семенные культуры рассажены.
Напоказ,
для начальства глазастого,
де -
с культурой веду хозяйство.
Но -
попрежнему -
десятинами
от трехполья
веет сединами.
И до этого дня
наш советский бедняк
голосит
на работе
"дубину",
а новейший кулак
от культурнейших благ
приобрел
за машиной машину.
"Эх, железная, -
пустим.
Деревенщина -
сама пойдет.
Заплатит,
получим
и пустим".
Лицо приятное,
ласковый глаз,
улыбка не сходит с губ.
Скостит
в копейку задолженность с вас,
чтоб выпотрошить -
рупь.
Год-другой,
и округа
в кабалу
затянута туго.
Трут в поклонах
лбом онучи:
"Почет
Иван Пантелеймоновичу".
Он добряк,
но дочь-комсомолку
он в неделю
со света сживет.
- Где была?
Рассказывай толком!
Набивала
детьми
живот? -
Нет управы.
Размякло начальство
от его
угощения частого.
Не с обрезом
идет под вечер,
притворясь,
что забыл о вражде,
с чаем
слушает
радио-речи
уважаемых вождей.
Не с обрезом
идет
такой мужик:
супротив милиции
где ж им?!
Но врагу своему
сегодня
гужи
он намажет
салом медвежьим.
И коняга,
страшась медведя,
разнесет
того, кто едет.
Собакой
сидит
на своем добре.
У ямы,
в кромешной темени,
зарыта
деньга
и хлеб
и обрез -
зарыт
до поры до времени.
Кулак орудует -
нечего спать.
Будем крепче, чем кремни.
Никаким обрезом
обратно и вспять
не повернуть
советского времени.
Хотя
кулак
лицо перекрасил,
и пузо
не выглядит грузно,
он враг
и крестьян
и рабочего класса.
Он должен быть
понят
и узнан.
Там,
где речь
о личной выгоде,
у него
глаза на выкате.
Там,
где брюхо
голодом пучит,
там
кулачьи
лапы паучьи.
НЕ ТЕШЬСЯ,
ТОВАРИЩ,
МИРНЫМИ ДНЯМИ,
СДАВАЙ
ДОБРОДУШИЕ
В БРАК.
ТОВАРИЩ,
ПОМНИ:
МЕЖДУ НАМИ
ОРУДУЕТ
КЛАССОВЫЙ ВРАГ.
ag.gif
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
ляпис


руслан михайлов

Зарегистрирован: 2008-03-30
Постов: 10081
Местоположение: самара

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 11:07    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

IV ИНТЕРНАЦИОНАЛ.


Открытое письмо Маяковского Ц.К.Р.К.П., объясняющее некоторые его, Маяковского, поступки.


I.

Были белые булки
Более
Звезд.
Маленькие,
И то по фунту.
А вы
Уходили в подполье,
Готовясь к голодному бунту.
Жили, жря и ржа.
Мир
В небо отелями вылез,
Лифт франтих винтил по этажам спокойным.
А вы
В подпольи таились,
Готовясь к грядущим войнам.
В креслах времен
Незыблем
Капитализма зад.
Жизнь
Стынет чаем на блюдце.
А вы -
Уже! -
Смотрели в глаза
Атакующим дням революций.
Вывернувшись с изнанки,
Выкрасив бороду,
Гоняли изгнанники
От города к городу.

В колизеи душ,
В стадионы головы,
Еле-еле взнеся их в парижский чердак,
Собирали в цифры,
Строили голь вы
Так -
Притекшие человечьей кашей
С плантаций,
С заводов -
Обратно
Шагали в марше
Стройных рабочих взводов.
Фарами фирмы марксовой
Авто диалектики врезалось в года.
Будущее рассеивало мрак свой.
И когда
Октябрь
Пришел и залил,
Огневой галоп,
Казалось,
Не взнуздает даже дым,
Вы
В свои
Железоруки
Взяли
Революции огнедымые бразды.
Скакали и прямо,
И в бок,
И криво!
Кронштадтом конь
На дыбы
Над Невою
Бедой Ярославля горит огнегривый.
Царицын сковал в кольцо огневое.

Гора.
Махнул через гору -
И к новой.
Бездна.
Взвился над бездной -
И к бездне.
До крови с под ногтя
В загривок коневый
Вцепившийся
Мчался и мчался наездник.
Восторжен до крика
Тревожен до боли,
Я то же
В бешеном темпе галопа
По меди слов языком колоколил
Ладонями рифм торжествующе хлопал.

Доскакиваем.
Огонь попритушен.
Чадит мещанство.
Дымится покамест.
Но крепко
На загнанной конской туше
Сидим
В колени зажата боками.

Сменили.
Битюг трудовой.
И не мешкая
Мимо развалин
Пожарищ мимо мы.
Головешку за головешкою
Притушим,
Иными развеясь дымами.

Во тьме
Без пути
По развалинам лазая,
Твой конь дрожит
Спотыкается тычась твой.
Но будет
Шадурское
Тысячеглазое
Пути сияньем прозрит электричество.
Пойди,
Битюгом Россию промеряй-ка!
Но будет миг,
Верую,
Скоро
У нас
Паровозная встанет Америка.
Высверлит пулей поля и горы.
Въезжаем в Поволжье,
Корежит вид его.
Костями устелен.
Выжжен.
Чахл.
Но будет час
Жития сытого
В булках,
В калачах.

И тут-то вот
Над земною точкою
Загнулся огромнейший знак вопроса.
В грядущее
Тыкаюсь
Пальцем строчкой.
В грядущее
Глазом образа вросся.
Коммуна!
Кто будет пить молоко из реки ее?
Кто берег кисель расхлебает опоен?
Какие их мысли?
Любови какие?
Какое чувство?
Желанье какое?
Сейчас же
Вздымая культурнейший вой
Патент старье коммуне выдало:
"Что будет?
Будет спаньем
Едой
Себя развлекать человечье быдло.
Что будет?
Асфальтом зальются улицы
Совдепы вычинят в пару лет
И в праздник
Будут играть
Пролеткультцы
В сквере
Перед совдепом
В крокет.
Свистит любой афиши плеть. -
Капут октябрю!
Октябрь не выгорел! -
Коммунисты
Толпами
Лезут млеть
В "Онегине",
В "Сильве",
В "Игоре".
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В монархию
В малину ль мещанина выселим мы.
И в городе-саде ваших дач
Он будет одинаково
Работать мыслью
Только над счетом кухаркиных сдач.
Уже настало.
Смотрите -
Вот она!
На месте ваших вчерашних чаяний
кафах,
ажравшись пироженью рвотной,
Коммуну славя, расселись мещане.
Любовью
Какой обеспечить Собес?!
Семашко ль поможет душ калекам?!

Довольно!
Мы возьмемся,
Если без
Нас
Об этом подумать некому.

Каждый омолаживайся!

---------------

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Во имя этого
Награждайте Академиком
Или домом -
Ни так
И ни даром -
Я не стану
Ни замом,
Ни предом,
Ни помом,
Ни даже продкомиссаром.
Бегу.
Растет
За мной,
Эмигрантом,
Людей и мест изгонявших черта.
Знаю:
Придет
Взбарабаню
И грянет там...
Нынче ж
Своей голове,
На чердак
Загнанный,
Грядущие бунты славлю.
В марксову диалектику
Стосильные
Поэтические моторы ставлю,
Смотрите -
Ряды грядущих лет текут.
Взрывами мысли головы содрогая,
Артиллерией сердец ухая,
Встает из времен
Революция другая
Третья революция
Духа -.

Штык язык остри и три!
Глаза на прицел!
На перевес уши!
Смотри!
Слушай!
Чтоб душу врасплох не смяли,
Чтоб мозг не опрокинули твой -
Эй-ка! -
Смирно!
Ряды вздвой
Мысль красногвардейка.
Идите все
От Маркса до Ильича вы
Все
От кого в века лучи.
Вами выученный,
Миры величавые
Вижу -
Любой приходи и учись!
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
ляпис


руслан михайлов

Зарегистрирован: 2008-03-30
Постов: 10081
Местоположение: самара

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 11:21    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

"ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?"

Слух идет
бессмысленен и гадок,
трется в уши
и сердце ежит.
Говорят,
что воли упадок
у нашей
у молодежи.
Говорят,
что иной братишко,
заработавший орден,
ныне
про вкусноты забывший ротишко,
под витриной
кривит в уныньи.
Что голодным вам
на зависть
окна лавок в бутылочном тыне,
и едят нэпачи и завы
в декабре
арбузы и дыни.
Слух идет
о грозном сраме,
что лишь радость
развоскресенена,
комсомольцы
лейб-гусарами
пьют,
да ноют под стих Есенина.
И доносится до нас,
сквозь губы искривленную прорезь
- "Революция не удалась...
За что боролись?.."
И свои 18 лет
под наган подставят
и нет,
или горло
впетлят в коски.
И горюю я
как поэт,
и ругаюсь
как Маяковский.
Я тебе
не стихи ору,
рифмы в этих делах
не при чем,
дай
как другу
пару рук
положить
на твое плечо.
Знал и я,
что значит "не есть",
по бульварам валялся когда, -
понял я,
что великая честь
за слова свои
голодать.
Из-под локона,
кепкой завитого,
вскинь глаза,
не грусти и не злись.
Разве есть
чему завидовать,
если видишь вот эту слизь?
Будто рыбы на берегу, -
с прежним плаваньем
трудно расстаться им.
То царев горшок берегут,
то
обломанный шкаф с инкрустациями.
Вы владыки
их душ и тела,
с вашей воли
встречают восход.
Это
очень плевое дело,
если б
революция захотела
со счетов особых отделов
эту мелочь
списать в расход.
Но рядясь
в любезность наносную,
мы
взамен забытой чеки
кормим дыней и ананасною,
ихних жен
одеваем в чулки.
И они
за все за это,
что чулки,
что плачено дорого,
строят нам
дома и клозеты,
и бойцов
обучают торгу.
Что ж,
без этого и нельзя!
Сменим их,
гранит догрызя.
Или
наша воля обломалась
о сегодняшнюю
деловую малость?
Нас
дело
должно
пронизать насквозь,
скуленье на мелочность
высмей.
Сейчас
коммуне
ценнее гвоздь,
чем тезисы о коммунизме.
Над пивом
нашим юношам ли
склонять
свои мысли ракитовые?
Нам
пить
в грядущем
все соки земли,
как чашу
мир запрокидывая.
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
ляпис


руслан михайлов

Зарегистрирован: 2008-03-30
Постов: 10081
Местоположение: самара

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 11:36    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

ПРОЗАСЕДАВШИЕСЯ

Чуть ночь превратится в рассвет,
нижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
Обдают дождем дела бумажные,
чуть войдешь в здание:
10 отобрав с полсотни -
самые важные! -
служащие расходятся на заседания.

Заявишься:
"Не могут ли аудиенцию дать?
Хожу со времени _о_на". -
"Товарищ Иван Ваныч ушли заседать -
объединение Тео и Гукона".

Исколесишь сто лестниц.
Свет не мил.
20 Опять:
"Через час велели придти вам.
Заседают:
покупка склянки чернил
Губкооперативом".

Через час:
ни секретаря,
ни секретарши нет -
голо!
Все до 22-х лет
30 на заседании комсомола.

Снова взбираюсь, глядя на ночь,
на верхний этаж семиэтажного дома.
"Пришел товарищ Иван Ваныч?" -
"На заседании
А-бе-ве-ге-де- е-же-зе-кома".

Взъяренный,
на заседание
врываюсь лавиной,
дикие проклятья дорогой изрытая.
40 И вижу:
сидят людей половины.
О дьявольщина!
Где же половина другая?
"Зарезали!
Убили!"
Мечусь, оря.
От страшной картины свихнулся разум.
И слышу
спокойнейший голосок секретаря:
50 "Оне на двух заседаниях сразу.
В день
заседаний на двадцать
надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться.
До пояса здесь,
а остальное
там".

С волнения не уснешь.
Утро раннее,
60 Мечтой встречаю рассвет ранний:
"О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!"

[1922]
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
ляпис


руслан михайлов

Зарегистрирован: 2008-03-30
Постов: 10081
Местоположение: самара

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 11:38    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

СВОЛОЧИ!

Гвоздимые строками,
стойте н_е_мы!
Слушайте этот волчий вой,
еле прикидывающийся поэмой!
Дайте сюда
самого жирного,
самого плешивого!
За шиворот!
10 Ткну в отчет Помгола.
Смотри!
Видишь -
за цифрой голой...

Ветер рванулся.
Рванулся и тише...
Снова снегами огрёб
тысяче-
миллионно-крыший
волжских селений гроб.
20 Трубы -
гробовые свечи.
Даже в_о_роны
исчезают,
чуя,
что, дымясь,
тянется
слащавый,
тошнотворный
дух
30 зажариваемых мяс
Сына?
Отца?
Матери?
Дочери?
Чья?!
Чья в людоедчестве очередь?!.

Помощи не будет!
Отрезаны снегами.
Помощи не будет!
40 Воздух пуст.
Помощи не будет!
Под ногами
даже глина сожрана,
даже куст.

Нет,
не помогут!
Надо сдаваться.
В 10 губерний могилу вымеряйте!
Двадцать
50 миллионов!
Двадцать!
Ложитесь!
Вымрите!..

Только одна,
осипшим голосом,
сумасшедшие проклятия метелями меля,
рек,
дорог снеговые волосы
ветром рвя, рыдает земля.

60 Хлеба!
Хлебушка!
Хлебца!

Сам смотрящий смерть воочию,
еле едящий,
только б не сдох, -
тянет город руку рабочую
горстью сухих крох.

"Хлеба!
Хлебушка!
70 Хлебца!"
Радио ревет за все границы.
И в ответ
за нелепицей нелепица
сыплется в газетные страницы.

"Лондон.
Банкет.
Присутствие короля и королевы.
Жрущих - не вместишь в раззолоченные
хлевы".
Будьте прокляты!
80 Пусть
за вашей головою венчанной
из колоний
дикари придут,
питаемые человечиной!
Пусть
горят над королевством
бунтов зарева!
Пусть
столицы ваши
90 будут выжжены дотла!
Пусть из наследников,
из наследниц варево
варится в коронах-котлах!

"Париж.
Собрались парламентарии.
Доклад о голоде.
Фритиоф Нансен.
С улыбкой слушали.
Будто соловьиные арии.
100 Будто тенора слушали в модном романсе".

Будьте прокляты!
Пусть
вовеки
вам
не слышать речи человечьей!
Пролетарий французский!
Эй,
стягивай петлею вместо речи
толщь непроходимых шей!

110 "Вашингтон.
Фермеры,
доевшие,
допившие
до того,
что лебедками подымают пузы,
в океане
пшеницу
от излишества топившие, -
топят паровозы грузом кукурузы".

120 Будьте прокляты!
Пусть
ваши улицы
бунтом будут запружены.
Выбрав
место, где более больно,
пусть
по Америке -
по Северной,
по Южной -
130 гонят
брюх ваших
мячище футбольный!

"Берлин.
Оживает эмиграция.
Банды радуются:
с голодными драться им
По Берлину,
закручивая усики,
ходят,
140 хвастаются:
- Патриот!
Русский! -"

Будьте прокляты!
Вечное "вон!" им!
Всех отвращая иудьим видом,
французского золота преследуемые звоном,
скитайтесь чужбинами Вечным жидом!
Леса российские,
соберитесь все!
150 Выберите по самой большой осине,
чтоб образ ихний
вечно висел,
под самым небом качался, синий.

"Москва.
Жалоба сборщицы:
в "Ампирах" морщатся
или дадут
тридцатирублевку,
вышедшую из употребления в 1918 году".

160 Будьте прокляты!
Пусть будет так,
чтоб каждый проглоченный
глоток
желудок жёг!
Чтоб ножницами оборачивался бифштекс
сочный,
вспарывая стенки кишок!

Вымрет.
Вымрет 20 миллионов человек!
Именем всех упокоенных тут -
170 проклятие отныне,
проклятие вовек
от Волги отвернувшим морд толстоту.
Это слово не к жирному пузу,
это слово не к царскому трону, -
в сердце таком
слова ничего не тронул
трогают их революций штыком.

Вам,
несметной армии частицам малым,
180 порох мира,
силой чьей,
силой,
брошенной по всем подвалам,
будет взорван
мир несметных богачей!
Вам! Вам! Вам!
Эти слова вот!
Цифрами верстовыми,
вмещающимися едва,
190 запишите Волгу буржуазии в счет!

Будет день!
Пожар всехсветный,
чистящий и чадный.
Выворачивая богачей палаты,
будьте так же,
так же беспощадны
в этот час расплаты!

[1922]
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
ляпис


руслан михайлов

Зарегистрирован: 2008-03-30
Постов: 10081
Местоположение: самара

СообщениеДобавлено: Пн 03 Май 2010 11:42    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

КАК РАБОТАЕТ
РЕСПУБЛИКА ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ?
СТИХОТВОРЕНИЕ ОПЫТНОЕ.
ВОСТОРЖЕННО КРИТИЧЕСКОЕ.

Словно дети, просящие с медом ковригу,
буржуи вымаливают:
"Паспорточек бы!
В Р-и-и-и-гу!"
Поэтому,
думаю,
не лишнее
выслушать очевидевшего благоустройства
заграничные.

Во-первых,
10 как это ни странно,
и Латвия - страна.
Все причиндалы, полагающиеся странам,
имеет и она.
И правительство (управляют которые),
и народонаселение,
и территория...

ТЕРРИТОРИЯ

Территории, собственно говоря, нет -
только делают вид...
Просто полгубернии отдельно лежит.
20 А чтоб в этом
никто
не убедился воочию -
поезда от границ отходят ночью.
Спишь,
а паровоз
старается,
ревет -
и взад,
и вперед,
30 и топчется на месте.
Думаешь утром - напутешествовался вот! -
а до Риги
всего
верст сто или двести.

Ригу не выругаешь -
чистенький вид.
Публика мыта.
Мостовая блестит.
Отчего же
40 у нас
грязно и гадко?
Дело простое -
в размерах разгадка:
такая была б Русь -
в три часа
всю берусь
и умыть и причесать.

АРМИЯ

Об армии не буду отзываться худо:
откуда ее набрать с двухмиллионного люда?!
50 (Кой о чем приходится помолчать условиться,
помните? - пословица:
"Не плюй вниз
в ожидании виз").

Войска мало,
но выглядит мило.
На меня б
на одного
уж во всяком случае хватило.
Тем более, говорят, что и пушки есть:
60 не то пять,
не то шесть.

ПРАВИТЕЛЬСТВО

Латвией управляет учредилка.
Учредилка - место, где спорят пылко.
А чтоб языками вертели не слишком часто,
председателя выбрали -
господин Чаксте.

Республика много демократичней, чем у нас.
Ясно без слов.
Все решается большинством голосов.
70 (Если выборы в руках
- понимаете сами -
трудно ли обзавестись нужными голосами!)
Голоснули,
подсчитали -
и вопрос ясен...
Земля помещикам и перешла восвояси.
Не с собой же спорить!
Глупо и скучно.
Для споров
80 несколько эсдечков приручено.
Если же очень шебутятся с левых мест,
проголосуют -
и пожалуйте под арест.
Чтоб удостовериться,
правдивы мои слова ли,
спросите у Дермана -
его "проголосовали".

СВОБОДА СЛОВА

Конечно,
ни для кого не ново,
90 что у демократов свобода слова.
У нас цензура -
разрешат или запретят.
Кому такие ужасы не претят?!
А в Латвии свободно -
печатай сколько угодно!
Кто не верит,
убедитесь на моем личном примере.
Напечатал "Люблю" -
любовная лирика.
100 Вещь - безобиднее найдите в мире-ка!
А полиция - хоть бы что!
Насчет репрессий вяло.
Едва-едва через три дня арестовала.

СВОБОДА МАНИФЕСТАЦИЙ

И насчет демонстраций свобод немало -
ходи и пой досыта и до отвала!
А чтоб не пели чего,
устои ломая, -
учредилку открыли в день маёвки.
Даже парад правительственный - первого мая,
110 Не правда ли,
ловкие головки?!
Народ на маёвку повалил валом!
только
отчего-то
распелись "Интернационалом".
И в общем ничего,
сошло мило -
только человек пятьдесят полиция побила.
А чтоб было по-домашнему,
120 а не официально-важно,
полиция в буршей была переряжена.

КУЛЬТУРА

Что Россия?
Россия дура!
То-то за границей -
за границей культура.
Поэту в России -
одна грусть!
А в Латвии
каждый знает тебя наизусть.
130 В Латвии
даже министр каждый -
и то томится духовной жаждой.
Есть аудитории.
И залы есть.
Мне и захотелось лекциишку прочесть.
Лекцию не утаишь.
Лекция - что шило.
Пришлось просить,
чтоб полиция разрешила.
140 Жду разрешения
у господина префекта.
Господин симпатичный -
в погончиках некто.
У нас
с бумажкой
натерпелись бы волокит,
а он
и не взглянул на бумажкин вид.
Сразу говорит:
150 "Запрещается.
Прощайте!"
- Разрешите, - прошу, -
ну чего вы запрещаете? -
Вотще!
"Квесис, - говорит, - против футуризма вообще".
Спрашиваю,
в поклоне свесясь:
- Что это за кушанье такое -
К-в-е-с-и-с? -
160 "Министр внудел,
- префект рек -
образованный -
знает вас вдоль и поперек".
- А Квесис
не запрещает,
ежели человек - брюнет? -
спрашиваю в бессильной яри.
"Нет, - говорит, -
на брюнетов запрещения нет".
170 Слава богу!
(я-то, на всякий случай - карий).

НАРОДОНАСЕЛЕНИЕ

В Риге не видно худого народонаселения.
Голод попрятался на фабрики и в селения.
А в бульварной гуще -
народ жирнющий.
Щеки красные,
рот - во!
В России даже у нэпистов меньше рот.

А в остальном -
180 народ ничего,
даже довольно милый народ.

МОРАЛЬ В ОБЩЕМ

Зря,
ребята,
на Россию ропщем.

[1922]
ag.gif ag.gif ag.gif
Вернуться к началу
Посмотреть профайл Отправить личное сообщение
Начать новую тему   Ответить на тему    Форумы -> Литературный уголок Часовой пояс: GMT +3:00
 

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах