Российский шахматный портал

Я нечего не нажал.

АБУ АБДАЛЛАХ РУДАКИ
Стихи о старости
Все зубы выпали мои, и понял я впервые,
Что были прежде у меня светильники живые.

То были слитки серебра, и перлы, и кораллы,
То были звезды на заре и капли дождевые.

Все зубы выпали мои. Откуда же злосчастье?
Быть может, мне нанес Сатурн удары роковые?

О нет, не виноват Сатурн. А кто? Тебе отвечу:
То сделал Бог, и таковы законы вековые.

Так мир устроен, чей удел - вращенье и круженье,
Подвижно время, как родник, как струи водяные.

Что ныне снадобьем слывет, то завтра станет ядом.
И что ж? Лекарством этот яд опять сочтут больные.

Ты видишь: время старит все, что нам казалось новым.
Но время также молодит деяния былые.

Да, превратились цветники в безлюдные пустыни,
Но и пустыни расцвели, как цветники густые.

Ты знаешь ли, моя любовь, чьи кудри, словно мускус,
О том, каким твой пленник был во времена иные?

Теперь чаруешь ты его прелестными кудрями,-
Ты кудри видела его в те годы молодые?

Прошли те дни, когда свежи, упруги были щеки,
Прошли, исчезли эти дни - и кудри смоляные.

Прошли те дни, когда он был желанным, милым гостем,
Он, видно, слишком дорог был - взамен пришли другие.

Толпа красавиц на него смотрела с изумленьем,
И самого его влекли их чары колдовские.

Прошли те дни, когда он был беспечен, весел, счастлив,
Он радости большие знал, печали - небольшие.

Деньгами всюду он сорил, тюрчанке с нежной грудью
Он в этом городе дарил дирхемы золотые.

Желали насладиться с ним прекрасные рабыни,
Спешили, крадучись, к нему тайком в часы ночные.

Что было трудным для других, легко мне доставалось,-
Прелестный лик, и стройный стан, и вина дорогие.

Я сердце превратил свое в сокровищницу песен,
Моя печать, мое тавро - мои стихи простые.

Я сердце превратил свое в ристалище веселья,
Не знал я, что такое грусть, томления пустые.

Я в мягкий шелк преображал горячими стихами
Окаменевшие сердца, холодные и злые.

Теперь стихи мои живут во всех чертогах царских,
В моих стихах цари живут, дела их боевые.

Мой слух всегда был обращен к великим словотворцам,
Мой взор красавицы влекли, шалуньи озорные,

Забот не знал я о жене, о детях, о семействе,
Я вольно жил, я не слыхал про тяготы такие.

О если б, милая, меня ты видела в те годы,
А не теперь, когда я стар и дни пришли плохие.

Тогда звенел я соловьем, слагая песнопенья,
Тогда я гордо обходил пути, края земные.

Тогда я был слугой царям и многим - близким другом.
Теперь я растерял друзей, вокруг - одни чужие.

Заслушивался Хорасан твореньями поэта,
Их переписывал весь мир, чужие и родные.

Куда бы я ни приходил в жилища благородных,
Я всюду яства находил и кошели тугие.

Мне сорок тысяч подарил властитель Хорасана,
Пять тысяч дал Эмир Макан,- даренья недурные.

У слуг царя, по мелочам, набрал я восемь тысяч,
Счастливый, песни я слагал правдивые, прямые.

Лишь должное воздал эмир мне щедростью подобной,
А слуги, следуя царю, раскрыли кладовые.

И тем и этим я владел в блестящий век Саманов,
От них - величье, и добро, и радости мирские.

Но изменились времена, и сам я изменился.
Дай посох: с посохом, с сумой должны брести седые.


Перевод С.Липкина

Джалолиддин Руми.
РАССКАЗ О ВИНОГРАДЕ

Вот как непонимание порой
Способно дружбу подменить враждой,

Как может злобу породить в сердцах
Одно и то ж на разных языках.

Шли вместе турок, перс, араб и грек.
И вот какой-то добрый человек

Приятелям монету подарил
И тем раздор меж ними заварил.

Вот перс тогда другим сказал: "Пойдем
На рынок и ангур приобретем!"

"Врешь, плут,- в сердцах прервал его араб,-
Я не хочу ангур!Хочу эйнаб!"

А турок перебил их: "Что за шум,
Друзья мои? Не лучше ли узюм?"

"Что вы за люди:! -грек воскликнул им.-
Стафиль давайте купим и съедим!"

И так они в решении сошлись,
Но, не поняв друг друга, подрались.

Не знали, называя виноград,
Что об одном и том же говорят.

Невежество в них злобу разожгло,
Ущерб зубам и ребрам нанесло.

О, если б стоязычный с ними был,
Он их одним бы словом помирил.

"На ваши деньги,-он сказал бы им,-
Куплю, что нужно всем вам четверым,

Монету вашу я учетверю
И снова мир меж вами водворю!

Учетверю, хоть и не разделю,
Желаемое полностью куплю!

Слова несведущих несут войну,
Мои ж - единство, мир и тишину".

abu tayeb al motanabbi

iliya abu madi - abu lkassem chabbi - ........

xaccan писал(а):

abu tayeb al motanabbi

Абу Тайиб Аль Мутанабби.

О сердце, которое не веселит
Чаша с хмельною влагой,
О жизнь, что подобна скудным дарам,
Поданным жалким скрягой.

О век, о ничтожные люди его -
Презренные мелкие души,
Хотя иногда и вселяетесь вы
В огромные важные туши.

И смерть разрушает их тучную плоть -
Бренное их жилище,
Хоть нет у такого иного врага,
Кроме их жирной пищи.

Достойных искал я среди людей,
Но только овец нашел,
О щедрости слышал много речей,
Но только слова обрел.

Таких я увидел, что честью бедны,
Зато богатством горды,-
Не нажили столько чести они
Сколько я нажил нужды.

Что хочешь увидишь на этой земле,
Но после исканий бесплодных
Поймешь ты, чего не хватает ей -
Отважных и благородных.

Невольно сравниваю себя
И тех, кто со мною рядом,-
Жить среди них такому, как я,
Становится сущим адом.

Кто всех превосходит, в того наш век
Безжалостно мечет стрелы,
А мыслей лишенный - лишен и забот,-
Такие останутся целы.

Ничтожества камни швыряют в меня -
Их камни, как вата, легки.
И, метясь в меня, лишь себя поразят
Лжецы и клеветники.

Не зная меня, не знают они,
Что суть им моя не видна,
Неведомо им, что ведома мне
Невежества их глубина.

Что я, даже всею землей овладев,
Сочту себя бедняком
И даже созвездия оседлав,
Сочту, что бреду пешком.

Для мыслей моих ничтожно легка
Любая высокая цель.
Для взоров моих ясна и близка
Любая из дальних земель.


Не смогут времена вместить
Все, что про них я знаю,
И чтобы это записать
Жизнь коротка земная.


Добьюсь ли превосходства я,
Склонившись перед властью
Судьбы, что за несчастьем шлет
Лишь новые несчастья?

Ищу я пищу и приют -
От поисков устал,
Вздыхает грудь, суров мой путь
И краток мой привал.

Скитаюсь я из края в край,
Нужда меня изводит,
Склоняется моя звезда,
Но помыслы - восходят.

Моя подушка - круп коня,
Зато крепка, упруга,
Рубахой служащая мне,
Отменная кольчуга.

Она красива и прочна,
Блестит - глаза слепит,
Как будто в кольца сплел ее
Когда-то сам Давид.


Доколь в бездеятельности жить,
А в тайне пылать огнем,
Доколе медлить и медлить мне -
День упускать за днем?

Доколь от высоких дел отвлекать
Лучшие силы души,
На рынке, где старый хлам продают,
Сбывать стихи за гроши?

Жить в униженье, покорно глядеть
В лицо источнику зла -
Вот пища, что изнуряет дух
И иссушает тела.

Низок смирившийся с этой судьбой,
Подл, кто завидует ей,
В жизни бывает такая жизнь,
Что смерти любой страшней.

Благоразумием прикрывать
Бессилье и страх души -
Такие уловки только для тех,
В ком чести нет, хороши.


Разве такой, как я,
Станет покорно ждать,
Иль устрашится лицо
Смерти своей увидать?


Кто ищет величья и славы такой,
Какую хочу обрести,
Уже не заботится, жизнь или смерть
Его ожидает в пути.


Храни достоинство свое
И в огненной геенне,
И даже в сладостном раю
Гнушайся унижений.


Кто благороден, будет горд
И в грубом одеянье,
Но мерзко видеть мервский шелк
На подлой обезьяне.

Скудна будет жизнь, если гордость свою
Не утолю сполна,
Но скудной не станет она от того,
Что пища моя скудна.


Я дольше всех терпеливых терпел,
Теперь устремляюсь в бой;
И знайте, сравниться с боем моим
Не сможет бой никакой.

Вкусней, чем за старым вином
С друзьями сидеть в вечеру,
Милей, чем ударами чаш
Обмениваться на пиру,

Ударами пик и мечей
Обмениваться в бою
И первым на вражий строй
Скакать в боевом строю.


Считает трус, что бессилье его
И есть настоящий разум,
Но эту уловку низкой души
Гордый раскусит сразу.

Благоразумием прикрывать
Бессилье и страх души -
Такие уловки только для тех,
В ком чести нет хороши,

Для кого счастье - лишь мех с вином,
Веселый пир, да певичка,
А не клинок, невиданный бой,
С врагом смертельная стычка.

Черпни из источников смерти, душа,
К цели себя направь.
А овцам и страусам,- жалким сердцам,-
Источники страха оставь.


Душе своей развернуться дай,
Пока еще не улетела,-
Недолго соседями в доме одном
Будут душа и тело.


Стану ли, друг, наслаждаться я
На груде горящих углей,
Стану ли, друг, домогаться я
Цепей для души моей -

Вместо того, чтобы блеском мечей
Рассеять угрюмый мрак,
Воспламенить и Хиджаз, и Недж,
Всю Сирию, весь Ирак!

В сраженье окончить жизнь -
Желанная цель моя,
Исполнить желанье души -
Не в этом ли смысл бытия?


Непрошенным гостем пришла седина,
Окрасила кудри до плеч.
Уж лучше бы сразу в багряный цвет
Их перекрасил меч.


Я в нынешней жалкой породе людей
Горько разочарован
Не спрашивай "кто?", говоря о них,
Ведь разум им не дарован.

О век, о ничтожные люди его -
Презренные мелкие души,
Хотя иногда и вселяетесь вы
В огромные важные туши.

В дни, когда голодно воронье
И яростна жажда клинка,
Тому ли царить, кто лишь мяса кусок,
Что ждет топора мясника ?!

Сегодня мой обнаженный меч
Ждет, что ему предам
Державу, отданную во власть
Наемникам и рабам.

О том помышляю, чтоб смело в спор
Со смертью вступил мой меч,
Чтоб на длинношеих лихих скакунах
Конницу в бой увлечь.

Чтоб сотни хаттыйских каленых пик
Решимость моя вела -
Селенья, кочевья в крови потопить,
Испепелить дотла!

Считает излишними древний меч
Пять ежедневных молитв,
Готов даже в храме он кровь пролить -
Жаждет великих битв.

Правители сами укрылись от нас,
Их нрав уж давно таков.
Поставили стражу, чтоб нас не пускать
За полог своих шатров.

Но бешеный бег арабских коней,
Разящая сталь клинков
И копий каленые острия
Сорвут перед нами покров!


Ведь лучше острого копья
Нет средства, что могло бы
Врага избавить от вражды,
Завистника - от злобы.


О молниях в небе заставит забыть
Молния в длани моей,
И долго пропитанной кровью земле
Не нужно будет дождей.

В бою я укрытий не признаю -
Бросаюсь в гущу сраженья,
Меня к примирению не склонят
Обманы и обольщенья.

Бурливым потоком бросаюсь в бой,
Как будто две жизни имею
Иль знаю, что жизнь у меня одна,
Но люто враждую с нею.

Свой лагерь в пустыне разложу,
Под зноем степных полудней,
И будет усобица все страшней,
А ярость все безрассудней.

Как-то долго и... Уснуть можно, а выспаться нельзя.
Сила мудрости - в ее краткости.

Хайям:
Вот снова день прошел,
Как ветра легкий стон.
Из нашей жизни друг
Навеки выпал он.
Но я, покуда жив,
Тревожится не стану
О дне, что отошел
И дне, что не рожден.

Омар Хайям

Ты скажешь эта жизнь - одно мгновенье.
Ее цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведешь ее, так и пройдет,
Не забывай: она - твое творенье

Омар Хайям:

Будь мягче к людям! Хочешь быть мудрей? -
Не делай больно мудростью своей.
С обидчицей-Судьбой воюй, будь дерзок.
Но сам клянись не обижать людей!

Мяч брошенный не скажет: "Нет!" и "Да!"
Игрок метнул, - стремглав лети туда!
У нас не спросят: в мир возьмут и бросят.
Решает Небо - каждого куда.

Я знаю этот вид напыщенных ослов:
Пусты, как барабан, а сколько громких слов!
Они рабы имён. Составь себе лишь имя,
И ползать пред тобой любой из них готов.

korsar писал(а):

Омар Хайям. "Рубаи". Шейх блудницу стыдил: "Ты, беспутница, пьешь, Всем желающим тело свое продаешь!" "Я, - сказала блудница, - и вправду такая, Тот ли ты, за кого мне себя выдаешь?" Перевод: Г.Плисецкого

... А мне больше нравится другой перевод. Он, как представляется, более показывает восточный склад беседы:

"Блуднице шейх сказал: "Ты что ни день - пьяна,
и что ни час, то в сеть - другим завлечена..."
"Ты прав... Но ты-то сам таков ли,
каким всем КАЖЕШЬСЯ," - ответиа она.

Согласен, второй перевод лучше, особенно концовка.
К сожалению, часто от качества перевода зависит и восприятие стихов на другом языке. Везет тем, кто может читать в оригинале.

Омар Хайям просто на слуху.

А знает ли кто-нибудь об отце Руми, Бахауддине? Я ищу свежую информацию о нем. В сети ее очень мало, упоминается только в связи с Руми, а ведь это отдельная весьма весомая историческая величина!

Абу-ль-Аля аль-Маарри - вот кто воистину велик!